Последнее обновление на 23.04.2019
Мой дед — Андрианов Александр Михайлович , во время первой мировой войны служил в пулеметной команде и воевал с немцами с 1915 по ноябрь 1917. Первая мировая война кажется нам сегодня событием столь далеким, что мы редко ней вспоминаем. А в России эта война называлась Великой, Отечественной, Второй Отечественной. В нашем семейном архиве есть несколько снимков, которые в какой-то степени могут поведать нам как жилось им там, в тех далёких временах, сами о себе они никакой письменной информации не оставили.
После первой мировой Александр Михайлович воевал в Гражданскую войну — подтверждением тому – фотография его друга, на которой написано – «На долгую и добрую память другу сослуживцу военной службы 1918-1920 годов А.М. Андриянову. Дружбу нашу не забывать почаще вспоминать. Ваш друг», далее подпись (читаются первые буквы А.В.К…) и дата — январь 1920 года. На фотографии очень симпатичный молодой человек, в светлой гимнастерке с серебряной часовой цепочкой от одного нагрудного кармана до другого.
В 1941 году дед Александр был призван в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, и служил в охране Кремля в Москве до 1947 года.
В деревне в войну и сразу после неё был страшный голод, и бабушка вспоминает, как всю родню спасли зимой от голодной смерти мешки с рыбьими головами, присланные дедом из Кремлевской столовой.
Особый интерес представляют снимки деда Александра времен его участия в первой мировой войне. На одной из них он стоит с другом, в одной руке у него наган, а во второй «кривой артиллерийский кинжал». Когда Виктор Данилович Грибачев – муж моей тетки Антонины Александровны, стал перестраивать погреб, который был в огороде (это было в конце 70-х), то нашел в кладке замурованное оружие в промасленной тряпке. Револьвер отвезли в милицию, а кинжал переточили на нож для заколки свиней.
Призывной возраст в царскую армию был 21 год, но уже в 1915 году его призвали в армию, в январе был объявлен досрочный призыв. Судя по фотографиям, он за год службы прошел путь от рядового до старшего унтер-офицера. Правда, наши попытки найти хоть какие-либо документальные следы участия деда Александра в первой мировой результатов не дали. Центральные архивы требуют точно указать — в какой воинской части воевал дед, а у нас этих сведений нет. Запрос во Владимирский архив тоже результатов не принес – «в списках призывников по Гороховецкому уезду Владимирской губернии, находящихся на хранении за 1914-1916 года сведений о призыве на военную службу и постановке на учет Андрианова А.М. не имеется»[1].
Когда летом 1957 года я гостил в Татарове, дед часто брал меня с собой за грибами. Он шел с корзинкой и палкой, этой палкой показывал, где какой гриб прячется, я срезал гриб и клал в корзинку. В этих походах он мне всегда что-нибудь интересное рассказывал, но мало что осталось в памяти. Помню, как он мне рассказывал о том, что на фронте в первую мировую, когда шел в разведку, надо было пролезать под немецкой колючей проволокой. Дело было ночью. Он полз на спине и резал проволоку над головой специальными ножницами. А потом прятался и присматривал цели. При этом он говорил об особых опасностях — немецких осветительных ракетах, прожекторах и «огнях». В мемуарах участника первой мировой М.Н.Герасимова мы обнаружили информацию, точно совпадающую с теми рассказами деда[2].
Всего со времен первой мировой войны остались в семейном архиве четыре фотографии.
На первой фотографии, Александр Михайлович, еще совсем молодой боец, стоит между двух бывалых вояк. Слева от него, вероятней всего, унтер-офицер в лихо заломленной фуражке. Фотография сделана в фотомастерской «И. Епифановъ» в городе Егорьевскъ. Думаем, что это начало 1915 года.
Вторая фотография: группа солдат из пяти человек стоит около каменного здания, построенного из крупных блоков ракушечника. Четверо в папахах, один в фуражке. Шестой боец на переднем план расположился за пулеметом «Максим». Все вооружены револьверами системы «наган» и короткими саблями[1]. Револьверы в кожаных кобурах и на толстых черного цвета шнурах, которые крепятся на шее как галстуки. Дед стоит в позе командира крайний слева, если смотришь на фотографию. Надпись: «Память товарищей 1915 года 17 декабря. Иванъ Михайловичу Андреянову и Гаврили. Андреянов».
Третья фотография: дед (слева) с обнаженной короткой саблей в левой руке и револьвером в правой и его друг с револьвером. Дед почему-то без погон. На обратной стороне надпись: «Ыто карточка прислана для родных. Александр Михайлович Андреянов. 21 августа 21 г.» Приписаны затем черным цветным карандашом две даты 1915 г. и 1916 г. Фотография сделана в фотокабинете, тумба около которой они стоят очень помпезная и украшена лепниной и цветами в вазе. Латинская надпись на лицевой стороне фотографии – CABINET-PoRTRAIT. На медалях, вытесненных на картоне фотографии, профили явно не российские. Тисненые надписи тоже латинским буквами. TAKBOT. — снизу под профилем на аверсе левой медали. На аверсе правой медали HIETOE, и реверсе правой – OIJAT.
Четвертая фотография: дед стоит, его друг сидит на табурете с гармошкой. У деда на перевязи – полноразмерная сабля. Поясной ремень с прямоугольной пряжкой, всю площадь которой занимает духглавый орел со скипетром и державой (был еще вариант пряжки с «военным орлом). На погонах три лычки – старший унтер-офицер, его друг – унтер-офицер (две лычки). У деда из правого грудного кармана идет светлый шнур, который пропущен через пуговичную петлю и заканчивается этот шнур ромбическим значком из белого металла, вероятно, в кармане у него часы. У обоих усы лихо закручены вверх с особым шиком. Они расположились на фоне побеленного оштукатуренного дома, видны части двух окон, нижнее стекло левого окна разбито. В окошке запечатлен отраженный контур фотографа. Фотокарточка сделана в походных условиях, но на фотобумаге, которую можно посылать по почте – на обратной стороне знак– Br 3155 и стандартные полоски для надписи.
[1] бебут — (короткая, обоюдоострая изогнутая сабля, кожаные ножны с бронзовой оконечностью), которой вооружались только специализированные боевые части, в том числе и пулеметные команды. В Уставе пулеметной команды – это оружие фигурируют как «изогнутый артиллерийский кинжал».
[1] ГУВО «ГАВО», архивная справка №Т-159 от 28.05.2010.
[2] Ночь выдалась теплая и на редкость тихая. Луна закуталась в небольшие облачка, как в легкое покрывало, но идти было довольно светло. Все спокойно. Сторожевые ракеты немцев взлетают в небо через определенные, аккуратные промежутки времени, и мы легко приноровились к ним. Благополучно проходим свои проволочные заграждения, доходим до Щары. Секрет, притаившийся на ее берегу, среди коряг, в неглубоком окопе, доложил: «Немец спокоен». Щару переходим по узеньким мосткам, скрытым в кустах, густой осоке и среди листьев кувшинок, и в том же порядке, но медленнее, с остановками и залеганиями двигаемся дальше, ориентируясь по заметным Анисимову и Грибову признакам. За небольшим бугорком отдохнули и на всякий случай сделали окопчик. Отсюда по прежнему направлению пошли я и Анисимов, а Грибов с Голенцовым свернули вправо. Через некоторое время я спросил Анисимова, далеко ли еще до немецких проволок. Разведчик протянул вперед руку, прошептал: «Вот». Но сколько я ни напрягал зрение, ничего, кроме темно-серого, как солдатская шинель, и однообразного, как тикание ходиков, сумрака, не увидел. Дальше мы двигались на четвереньках и ползком. Я обратил внимание на то, что Анисимов тщательно обшаривал землю перед собой, и спросил его знаком. «Огни», — донесся до меня шепот. Ага! Дело идет о дистанционных огнях, часто устанавливаемых немцами непосредственно у своих проволок, а в некоторых пунктах и впереди них. Видел я этот огонь. В тонкой стеклянной, герметично закрытой трубочке насыпан порошок. В разных трубочках порошок неодинакового состава и дает огонь разного цвета. Обычно немцы закапывали такие трубочки у самой поверхности земли или прикрывали песком, тонким дерном, веткой и т. п. Трубочка легко разламывалась под ногой, порошок соединялся с воздухом — и мгновенно вспыхивал столб яркого пламени. Дежурные немецкие пулеметчики немедленно открывали стрельбу в направлении огня и на соответствующую его цвету дистанцию. Раздавить такую трубочку и опасался Анисимов. Соблюдая осторожность, я тоже стал ощупывать землю перед собой. Вдруг Анисимов предостерегающе тронул меня за руку: впереди ясно виднелись тощие силуэты немецких проволочных заграждений. Мы приникли к земле. Все по-прежнему тихо. Осмотревшись, я, к сожалению, не увидел ничего, кроме проволок, редких ракет, взлетающих вверх, да огней далеких выстрелов, и мог убедиться лишь в том, что мы лежим на вершине небольшой складки местности. Но вот Анисимов, тронув меня за рукав, стал отползать назад. Я последовал его примеру, отполз на два-три шага и уже не видел проволочных заграждений. Следовательно, мы тоже стали невидимы из немецких окопов даже при освещении ракетами. Это была выгодная позиция для наблюдения, но открытая как спереди и флангов, так и с тыла, что представляло большое неудобство, о чем мне и прошептал Анисимов. «Подождем Грибова», — добавил он. Лежим. Тишину ночи ничто не нарушает. Через несколько минут слабый шорох справа заставил меня насторожиться. Но Анисимов лежал совершенно спокойно. Минуту спустя к нам подполз Грибов. Они с Голенцовым вышли на вершину такой же складки местности, как и мы, и там нашли глубокую яму. Не воронку от снаряда, а именно яму. Мы осторожно направились за Грибовым. Действительно, лучшее место для наблюдения и укрытия трудно придумать. Сухая яма глубиной в человеческий рост густо заросла высокой травой, по всей вероятности, на ее месте когда-то росло дерево, вырванное потом с корнем бурей. Дерево со временем использовали, а яма осталась. Проволоки немцев находились от нее на расстоянии двух десятков шагов или около этого. Условия для нашего наблюдательного пункта получались самые благоприятные. – С.67.
Ваш комментарий будет первым